В этой квартире не было никаких продуктов, разве что чайные пакетики и коробка кускового сахара где-то в шкафчике оставались. Холодильник обесточен, дверца открыта. Юра сразу обратил на это внимание, зайдя на кухню.
- Ты живешь не здесь, - констатировал он. – Замужем?
- Да, я здесь уже не живу, - я открыла кран и немного подождала, чтобы вытекла застоявшаяся вода, наполнила чайник и поставила на огонь, повернувшись спиной к собеседнику. – Ты присаживайся за стол, я сейчас.
Слышала, как он выдвинул табуретку, поняла, что сел. Как трудно обернуться, взглянуть в глаза. Засуетилась, доставая пирог из пакета. Он смотрел на мои руки, может быть, глазам не верил, потому что я принесла тот самый, его любимый песочный с ягодами.
Вот уже чайник вскипел, чашки наполнены, пора бы и заговорить, пауза затянулась. Юра смотрел в упор, наверное, ждал от меня такого же открытого взгляда или ответа на свой вопрос. Пользуясь правом хозяйки, я заговорила первой.
- Давай, пей чай, грейся! – наконец, подняла глаза.
- Да, спасибо! – придвинул чашку, рука заметно дрожала. – Горячий еще.
- Может ты хочешь есть? У меня здесь ничего нет, я не ждала твоего визита, в смысле, совсем, - сбивчивая моя речь звучала не убедительно, да и лишними были оправдания. По-другому и быть не могло.
- Надя, успокойся, ничего не нужно, правда. Я не голоден и не для этого приехал…
- Да, вот скажи, а для чего ты приехал? Лично я не понимаю смысла в нашей встрече. Сама не знаю, почему согласилась. Сейчас эта неловкая ситуация, я по-дурацки себя чувствую…
Удивительное дело! Пока я говорила, Юра взял самый большой кусок пирога и, запивая чаем, стал есть. Годы не изменили его привычку есть бережно, смакуя, облизывая каждую крошечку с губ. Я сидела, как завороженная. Со мной ли это происходит? Вот он, мой до кончиков волос, его губы, руки, только уже поседевший, но по-прежнему очень красивый мужчина. Как жестока жизнь!
- Рассказывай! – произнесла я тихо, когда он поставил на стол пустую чашку.
- Очень вкусно! Спасибо! Не думал, что ты это помнишь.
- Не обольщайся! Просто дома был пирог, я часто пеку.
- Ну, вот! А я только обрадовался, - попытка разрядить обстановку не удалась, напряжение повисло в воздухе. – Спрашивай.
- Может быть ты сам? Для чего приехал, спустя столько лет?
- Очень хотел тебя увидеть. Все эти годы, поверь, - решительный жест рукой в мою сторону, едва я открыла рот что-то возразить. - Подожди, не перебивай! Все слишком сложно… Ты же знаешь, я не любитель рассказывать о себе.
Все мое детство – сплошные сопли, слезы, безотцовщина. В детдом я попал после смерти бабушки, правильный такой весь, воспитанный в лучших традициях. Били они меня там, всячески издевались, а Марго, она самая сильная девочка была, встала на мою защиту.
Так мы и сошлись, ничего такого, просто друзья. Она искала себе пару не среди голодранцев, как я. В десятом классе уехала с каким-то хмырем в Питер, все потеряла. Ведь нам было положено социальное жилье. Я получил комнатенку на общей кухне, и то радость. Потом в армию пошел.
Служил далеко, с Марго связь потерял. А вернулся, она в моей комнатушке живет, да не одна, а с полуторамесячной дочкой Сонечкой. Объяснила, что идти больше некуда.
Так и жили втроем, пока малышка в сад не пошла. Марго устроилась на рынок, стала хорошо зарабатывать, моя помощь им больше не требовалась. Вот тогда я и приехал в Минск. Считал, что весь долг за годы детдомовские я Марго вернул.
Изредка, когда в командировке в тех краях бывал, проведывал их, гостинцы привозил. Сонька, как слова выучила, так и стала меня папой называть. Марго приказала молчать, не убивать в ребенке надежду. Папа и папа, мне же не тяжело. Вырастет, все узнает.
Однажды Марго позвонила и попросила приехать. Я уже тебя встретил, жизнь закрутилась, заиграла новыми красками. Вот, думаю, и мое счастье пришло. Ей рассказал все. А она плачет, молчит. Думаю, что за черт, не было же у нас ничего, ни любви, ни секса, ну разве что пару раз в интернате обучила она меня, девственности лишила, и все.
Оказалось, заболела она. Страшный диагноз, никакой надежды. Сам все заключения видел. Посмотрел потом в интернете…
- Юрочка, ты самый близкий мне человек. Помнишь, как мы выживали в детдоме? Помнишь, как горбушку хлеба прятали под подушкой, а ночью ели? Как конфету карамельку раскусывали пополам? Заклинаю, не оставляй Сонечку! Не могу допустить, чтобы и она, как мы с тобой…
Юра замолчал, задумался. Я пошевелиться не могла, все что угодно ожидала, а вот такое и не придумаешь. Один вопрос был на уме, почему не рассказал, почему? И я его задала.
- Надя, мы тогда уже здесь жили. Ты планы строила, о замужестве мечтала, квартиру эту выкупила. Да о такой невесте только помечтать. А я что? Ты же понимаешь, что предать Марго и малышку я бы не смог. Ей становилось все хуже, вскоре понадобился уход. Нам предстояло официально оформить отношения, чтобы с опекой не иметь проблем. В ту последнюю командировку, когда ты позвонила, я пообещал Маше, что все тебе расскажу, как только приеду. Даже самонадеянно думал, что ты и Сонечку примешь потом... А меня ждал чемодан у двери!
- Но я же ничего не знала!
- Я все понимаю. Но тогда я подумал, что все к лучшему. Ты молодая, красивая, успешная. Все у тебя будет. Я прав? Как сложилась твоя жизнь? Твоя очередь, рассказывай!
Я стояла у окна, закрыв лицо руками. Нет, слезы не текли, переболело уже все. Просто стало очень тяжело. Какие же мы дураки оба! Наконец я собралась с духом.
- Ты когда уезжаешь?
- Поздно вечером поезд. Ты меня прогоняешь?
- Нет, наоборот, я хочу, чтобы ты задержался немного, - я достала телефон. - Извини, мне нужно сделать один очень важный звонок.
Продолжение http://proza.ru/2025/02/27/1091